Шум времени - Страница 46

Искренне вас уважающий Осип Мандельштам.

К С. К. Маковскому. 8 мая 1915

Многоуважаемый Сергей Константинович!

В ноябре прошлого года мною была предложена «Аполлону» статья о Чаадаеве, принятая к напечатанию. В течение полугода эта статья не была напечатана. Мне неизвестно, каковы были причины, ежемесячно мешавшие включению этой статьи в очередной номер; однако, не желая ждать, пока прекратится действие этих причин, я считаю мою статью свободной и прошу мне возвратить ее в виде оттиска, т[ак] к[ак] в настоящее время я не помню, где находится рукопись этой статьи.

С истинным уважением.

Осип Мандельштам, Б. Монетная д. 15, кв. 38.

К матери. 20 июля 1915 [Феодосия]

Дорогая мама!

Вчера получил телеграмму о приезде Шуры, которая скрестилась с моей. Жду Шуру завтра. Очень одобряю его приезд. Август и сентябрь здесь отличные. Жить он будет на даче Волошиной.

Целую папу, Женю, бабушку.

Твой Ося.

К матери. 20 июля 1916.

Дорогая мамочка!

У нас все установилось благоприятно. Шура оправился, и вошел в колею мирной жизни. Больше не скучает и смотрит совсем иначе. Третьего дня нас возили в Феодосию с большой помпой: автомобили, ужин с губернатором; я читал, сияя теннис-белизной, на сцене летнего театра, вернулись утром, отдохнули за вчерашний день. Обязательно осенью сдаю свои экзамены; узнай, пожалуйста, сроки и пришли древнюю философию Виндельбанда или Введенского. Получили вторую комнату. Милая мама, напиши мне, как ты смотришь на мое возвращение — могу ли быть нужным в П. Поздравляю с политехником! Молодец Женя! Целую папочку!

Ося.

К Н. Я. Мандельштам. 1919–1925.

5 декабря [1919] — Феодосия.

Дитя мое милое!

Нет почти никакой надежды, что это письмо дойдет. Завтра едет в Киев через Одессу Колачевский. Молю Бога, чтобы ты услышала, что я скажу: детка моя, я без тебя не могу и не хочу, ты вся моя радость, ты родная моя; это для меня просто, как Божий день. Ты мне сделалась до того родной, что все время я говорю с тобой, зову тебя, жалуюсь тебе. Обо всем, обо всем, могу сказать только тебе. Радость моя бедная! Ты для мамы своей «кинечка» и для меня такая же «кинечка». Я радуюсь и Бога благодарю за то, что Он дал мне тебя. Мне с тобой ничего не будет страшно, ничего не тяжело.

Твоя детская лапка, перепачканная углем, твой синий халатик — все мне памятно, ничего не забыл…

Прости мне мою слабость и что я не всегда умел показать, как я тебя люблю.

Надюша! Если бы сейчас ты объявилась здесь — я бы от радости заплакал. Звереныш мой, прости меня! Дай лобик твой поцеловать — выпуклый детский лобик! Дочка моя, сестра моя, я улыбаюсь твоей улыбкой и голос твой слышу в тишине.

Вчера я мысленно, непроизвольно сказал «за тебя»: «Я должна» (вместо «должен») его найти, то есть ты, через меня сказала… Мы с тобою, как дети, — не ищем важных слов, а говорим, что придется.

Надюша, мы будем вместе, чего бы это ни стоило, я найду тебя и для тебя буду жить, потому, что ты даешь мне жизнь, сама того не зная — голубка моя, — «бессмертной нежностью своей»…

Наденька! Я письма получил четыре сразу; в один день, только нынче… Телеграфировал много раз: звал.

Теперь отсюда один путь открыт: Одесса; все ближе к Киеву. Выезжаю на днях. Адрес: Одесский Листок. Мочульскому. Из Одессы, может, проберусь: как-нибудь, как-нибудь дотянусь…

Я уже пять недель в Феодосии. Шура все время со мной. Был Паня. Уехал в Евпаторию. В Астории живет Катюша Гинзбург. В городе есть один экземпляр «Крокодила»!! А также Мордкин и Фроман. (Холодно. Темно. «Фонтан». Спекулянты). Не могу себе простить, что уехал без тебя. До свиданья, друг! Да хранит тебя Бог! Детка моя! До свиданья!

Твой О. М.: «уродец».

Колачевский едет обратно. Умоляю его взять тебя до Одессы. Пользуйся случаем!!

К Н. Я. Мандельштам. 9 марта 1921.

Надюша, милая!

Получил вашу записочку. Буду в Киеве через несколько дней. Не унывайте, друг милый. Подумаем как устроить, чтобы вам не было плохо. До очень скорого свидания, дружок! У меня все готово к отъезду. Только никуда не уезжать и спокойно ждать моего приезда!

Ваш О. Мандельштам.

К Н. Я. Мандельштам [Между 1 и 4 октября 1925]

Наденька родная моя! Душенька милая!

Ты сейчас из Москвы уедешь, а я на почтамте тебе пишу в 6 ч. вечера. Вчера на обратном пути я заехал к Выгодскому. У него было заседание домкома, а потом мы говорили о Прибое, и я предложил Эдгара По (?). А у Лившица мне открыл рыжий мужчина, похожий на повара, и сказал: «никого нет». Вечером я даже перевел три страницы. Аня была кроткая. А сегодня мы в восемь встали, до 12 работали, и я потом пошел повсюду: в Прибой и в Гиз. В газете мне обещали выписать завтра 60 р… Горлин дал какого-то «Билля» — 100 строк — 50 р., а Прибой захотел Эдгара По(?)…

Родненькая моя, я тебе пишу все это оттого, что я этим уезжаю, еду к тебе и уж вот ближе — птица моя, воробушек с перчаточками. Я целую твои перчаточки и шапчонку.

Теперь послушай: я в самом деле могу выехать во вторник и завтра это выясню. Завтра я подам заявление фину и пошлю в Лугу.

А Саша все плачет… Надюша, я очень веселый и совсем здоров. Не мечусь, а спокойно все делаю — и все, все, все время думаю о тебе, о Наде моей родной…

Надичка! Ау! Дитенька, береги себя. Жди меня… Я тебе телеграфирую день отъезда. Господь с тобой, Наденька. И колечко привезу…

Ося.

Дитя мое, мы вернулись домой — не хватило 20 копеек. Я глупо написал про Горлина: договор подписан сегодня, а кроме того «Билли» — 100 строк.

Детка, будь спокойна — у нас тепло и солнце сегодня было. Я хочу к тебе и буду у тебя…